Непошло – пошло – опять непошло

Сначала слушаешь «Белый шиповник» на полном серьезе: ох и ах, слезы на глазах. Как сказано! Какие чувства!
Потом понимаешь, что это вообще-то стилизация – жестокий ррроманс, который распевает барышня на выданье в американской глуши. Давно сердечное томленье теснило ей младую грудь; душа ждала… кого-нибудь etc.

А потом магия все равно превозмогает знание, потому что это Рыбников с Вознесенским. Пошло не пошло, а искра-то – есть, светится, ее ни с чем не спутаешь. Вступает в силу то, что я называю «законом Шефнера» в честь его песни «Напев тридцатых лет»:
Обшарпанный рефрен, любовные угрозы,
И в голосе певца заученные слезы –
Но за тщетою слов, за их усталой сутью
Вся жизнь мне предстает
Как вечное распутье.

И дело тут – я настаиваю – совершенно не в ностальгии. Дело в той самой искре. Подлинное откровение вполне может явиться в обертке ширпотреба: не впервой! А уж кто его потом растащит на цитатки и намалюет на своих плакатах – дело другое, неважное, скушное.

Та же история с «Мастером и Маргаритой»: сперва очарование, потом только ленивый не называет этот роман пошлым, потом смотришь – ан светится! «Как грустна вечерняя земля!» – поди-ка, напиши, непошлый.

Со многими и многими та же история. Даже, не побоюсь этого слова, с Евтушенко.